Science-fashion

	Значительная часть молодых людей и девушек, поступающих в вузы, делают это практически вслепую. Только две мысли заботят их - как "откосить" от армии и как выйти замуж. Поэтому высшее образование они получают рефлекторно, неосознанно, еще не понимая, чем именно является та наука, которой они собрались посвятить жизнь. Я, например, из двух вариантов - "второй мед" и МГУ - выбрала университет только из-за красивого здания и живописного парка. Специальность же была выбрана исключительно по конъюктурным соображениям - зная, что биохимики хоть как-то котируются и имеют шанс на получение зарплаты, я поступила на кафедру молекулярной биологии (хотя меня больше интересовали ихтиология и герпетология). И тут мир сыграл со мной неплохую шутку. Уже через год-два после моего поступления российская наука окончательно переключилась с государственного финансирования на систему грантов - и за изучение мхов и лишайников, жаб и карпов стали давать денег столько же, сколько и за исследование, скажем, белков цитоскелета. Но работать летом в экспедиции на Алтае или на Сахалине значительно интересней, чем торчать день-деньской в лаборатории, дыша парами ацетона и трихлоруксусной кислоты, от которой крошатся зубы. Звучит смешно, но для того чтобы сделать карьеру ученого, нужен не талант, а везение, знание законов жизнедеятельности научного сообщества, навыки PR, ну и наконец - нужно заново пройти курс философии, который ты когда-то прогулял(а) с подружкой или приятелями. "Ритмичность" науки открываешь уже на первом курсе. Слушая на дне открытых дверей рассказы об истории разных кафедр, понимаешь, как сильно смещаются акценты по прошествии каких-нибудь пятнадцати-двадцати лет. Например, на кафедре теории эволюции все давно забили на учение Дарвина - там занимаются статистикой, математическими методами в биологии и эмбриологией - очень модными, между прочим, темами. А теорию эволюции сегодня дорабатывают где-то между философским факультетом и кафедрой зоологии беспозвоночных. Для настоящего ученого drifting - обычное дело. К примеру, физик Френсис Крик, открывший двойную спираль ДНК вместе с биологом Джеймсом Уотсоном, в начале 90-х занимался уже совсем другими делами - высшей нервной деятельностью. Да, в конце концов, все преподаватели на моей кафедре получили дипломы в то время, когда самой их науки - молекулярной биологии не существовало и в помине. Желторотые первокурсники об этом обычно не знают (если только их не просветили родители-биологи). Поэтому мои ровесники толпой валили на "модную" биохимию и молекулярную биологию - а на ту же теорию эволюции, пошел только один (!!!) студент по имени Дима. И если бы Дима не ушел в дизайнеры, то сегодня все гранты по computational biology были бы его (ну, может, присосался бы кто-нибудь из физтеха). Впрочем, что там первокурсники - даже младшие научные сотрудники и даже некоторые завлабы не имеют общей картины того, как развивается наука. Например, многие отрасли клеточной биологии сейчас находятся на пороге смены парадигм (она происходит где-то раз в десять-пятнадцать лет). Смене доктрины предшествует стадия накопления информации (теперешняя стадия). И этой информации собралось чересчур много. И всю ее ты обязан знать - если хочешь, чтобы тебя считали профессионалом. В России, к счастью, это условие нестрогое. Здесь ты можешь числиться на службе, быть включенным в грант и даже ездить зарабатывать за границу... и иметь время не только на чтение журнала The Cell, но и на посещение семинаров по проблеме Времени. И будь уверен - после окончания биофака университета ты поймешь все, что говорится на этом семинаре. Другое дело, если ты вскоре после окончания уехал в Америку зарабатывать деньги. Вскоре у тебя не останется ни "лишних" знаний, ни желания задумываться о природе вещей. А что ты хочешь, если full-professor в вашем институте занят только биржевой игрой, а заведующий твоей лабораторией путает агарозный гель с акриламидным (для биохимика это почти то же самое, что перепутать ДНК с белком)! Но даже и в России исследователь, собирающий информацию, редко может посмотреть на свой объект со стороны - он слишком погружен в непринципиальные тонкости и аспекты. Для этого нужны совместные междисциплинарные проекты - а такого у нас не делают. Левая рука не знает, что творит правая. Собирают информацию одни (например, биохимики), упорядочивают другие (например - компьютерщики). Но есть еще и третьи - те, кто заказывают музыку. Их почти не видно снизу - но они есть. Гранты идут в первую очередь в ту область, где в последнее время случались громкие открытия. К кормушке мчатся все, кто был рядом - немодные исследования сворачиваются, и лаборатории бросают на новый редут. В России, правда, поспокойнее - каждый держится за свою наработанную тему. Впрочем, эта стабильность и консервативность имеет и обратную сторону. В некоторых областях будущие крупные открытия поделены на годы вперед между тремя-пятью престарелыми "светилами науки". Например, биоэнергетику "держит" тройка "монстров", входящих в редколлегии крупнейших научных журналов. И никому не пробраться в их кружок! Угрожающая репутации патриархов статья просто не будет принята в журнал. Друг друга старички тоже пихают и подкалывают - но несильно, так, что никто из них не вылетает за ринг. Впрочем, старые волки очень осторожны, в их лабораториях с момента открытия до момента публикации проходит года три. Все это время сотрудники перепроверяют результаты. Кроме модной темы, для получения денег важны правильные знакомства. Некоторые фонды выделяют совместные гранты, и тут надо уметь создать правильный альянс, например - немножко модных тем, немножко хороших рук, немножко стран третьего мира. Другие через длинную цепочку посредников связаны с компаниями, производящими оборудование и реактивы, - тут надо организовать работу, требующую материалов определенного производителя. Отдельная тема - исследования в области фундаментальной медицины. Сюда неподготовленному и незащищенному исследователю лучше не соваться - сотрут в порошок. Здесь крутятся большие деньги и делаются большие дела. К примеру, этим летом конгрессом (!!!) США были запрещены исследования по пересадке зародышевых стволовых клеток, переворачивающие с ног на голову всю трансплантологию. Осенью тринадцать крупнейших научных журналов опубликовали инструкции по сопротивлению фармацевтическим компаниям, пытающимся контролировать публикации независимых исследований новых "патентованных" препаратов. Лауреат Нобелевской премии Лайнус Поллинг, имя которого служит приманкой для покупателей "патентованных витаминов", - тот прямо называл всю правительственную кампанию по борьбе с раком в США грандиозным надувательством. А в России? В России можно все, и в исследовательских лабораториях при крупных медицинских центрах испытывают cutting-edge технологии излечения. Но в нашей стране революционные исследования часто заканчиваются странными самоубийствами, несчастными случаями и внезапными болезнями (последний случай - загадочная смерть Александра Аникина, занимавшегося клеточной терапией). Тут есть о чем пофантазировать.