Великая французская нелепица

	Утром 21 января 1793 года отделенная от тела голова Людовика XVI упала в корзину. Палач поднял ее за волосы и показал толпе. Толпа бурно возликовала. Нелепость первая: Людовик Дикая смесь идеализма и террора, Великая Французская революция по сути была чередой нелепиц. Первой из них стало вступление на трон 20-летнего короля Людовика XVI, мечтавшего повернуть историю Франции на путь величия, поднять страну из хаоса и нищеты и прославиться как мудрый правитель. Но за все 18 лет царствования масштаб достижений короля не вышел за рамки указа о квадратной форме носовых платков - да и тут идея принадлежала его супруге Марии-Антуанетте. Сам Людовик от природы был человеком мягким, часто менял решения и не мог определиться с собственным мнением. Любил географию и философию. А Франция тем временем вовсю бродила в предреволюционном соку. Огромный внешний долг, разлаженная система управления, народная нищета и безраздельное царствование идей целой армии литераторов, вскормленных трудами Вольтера и Руссо, да все это на почве ненависти к прежнему королю и явно не сбывающихся надежд на нового, превратили страну в кипящий котел с плотно закрытой крышкой. Король искал средства выпустить пар, но делал это чертовски нерешительно. Смещая и назначая министров, созвав Генеральные штаты, которые не созывались уже 175 лет, он как будто надеялся прекратить брожение чужими руками. 17 июня 1789 года всему пришел закономерный итог: представленное в Генеральных штатах третье сословие объявило себя Национальным Собранием и потребовало уничтожить феодальное право и привилегии аристократов. Нелепость вторая: сдача Бастилии 12 июля в саду Пале-Рояль адвокат Камилл Демулен произнес свою знаменитую речь, где говорил о скверной политике Людовика XVI и призывал граждан к оружию. Демулен был талантливым оратором, и патриоты на следующий же день разграбили Арсенал и Дом инвалидов, изъяв оттуда все, из чего можно было стрелять. Ночи с 12 на 13 и с 13 на 14 июля были ужасными для Парижа: знать и буржуа дрожали от страха в своих домах, а по ночному городу бродила пьяная воинственная чернь, убивая и грабя. Утром 14 июля демонстрация, выступавшая против попытки короля удержать власть, двинулась в сторону Бастилии (официальная версия). По другим источникам, толпой просто владела идея захватить несколько пушек, содержавшихся в сарае около крепости. Как бы там ни было, штурмовать "ненавистный символ прогнившего монархического режима" поначалу никто не собирался. Бастилия выглядела неприступной: восемь башен, соединенных толстенной кладкой, были окружены широким рвом. Все это находилось внутри еще одной каменной коробки, в которой были прорезаны всего одни ворота. От них к внутренней стене крепости шел перекидной мост. Разгоряченные пьянящей вседозволенностью патриоты начали обстреливать 40-футовые стены из ружей и пушек. Крепость не сделала в ответ ни единого выстрела. Более того: по требованию толпы комендант де Лонэ приказал убрать пушки из амбразур и заставил гарнизон дать клятву не стрелять без причины. Первую депутацию он пригласил завтракать(!) и пообещал сам сдать ключи, если у депутатов будут соответствующие полномочия от правительства Парижа. Но депутаты с полномочиями до крепости почему-то так и не добрались, а буйные санкюлоты меж тем сожгли первый мост и ворота и ринулись ко второму, внутреннему. Здесь завязалась короткая перестрелка, но внутри крепости было решено выкинуть белый флаг. Под обещание жизни инвалиды и солдаты, охранявшие Бастилию, собрались безоружными в ее внутреннем дворе и открыли ворота. Их буквально смела ринувшаяся в крепость толпа. Плененного коменданта повели по улицам под плевками, насмешками и градом ударом; несчастный сам взмолил о смерти и ударил кого-то из конвоиров. Тут же его подняли на штыки, а пострадавшему предоставили честь собственноручно отсечь "негодяю" голову, что он и проделал с помощью небольшого ножа. Голову насадили на штык и долго потом таскали по улицам Парижа. Народ наконец-то отведал крови, и с того дня маховик истории уже нельзя было остановить: он раскручивался во вполне определенном направлении. Нелепость третья: гибель короны После 14 июля правление короля фактически прекратилось. С 5 на 6 октября к Версалю, где жила королевская семья, прибыла многотысячная толпа. Делегация выслушала заверения короля утвердить декрет собрания, в котором отменялись дворянские привилегии и феодальный порядок. Ночь прошла спокойно, а к утру распространился слух о возможном бегстве короля в Нормандию. Разъяренная толпа убила нескольких гвардейцев и проникла в королевские апартаменты. Ближе к ночи королевскую семью доставили в опустошенный и мрачный Лувр. В первую годовщину взятия Бастилии, во время праздника Федерации король присягнул на верность народу. Людовик давно превратился в марионетку новой власти и вяло греб против течения обстоятельств, которое сносило его все ближе к эшафоту. В июне 1971 года по инициативе королевы чета попыталась устроить побег. На пышной карете они выехали из Парижа и каким-то чудом, никем не узнанные, добрались до местечка Варенн. Но там судьба взяла реванш: один мелкий почтовый чиновник узнал короля по профилю на монете. Дрожа от предвкушения награды, он сдал монарха в руки Национальной гвардии. Августейшее семейство под конвоем было возвращено в растревоженный улей Парижа. А следующим летом патриоты, озлобленные манифестом герцога Брауншвейгского, в котором тот обещал казнить всех, кто посмеет нанести вред Его Величеству, уже штурмовали Тюильри. 10 августа решением теперь уже Законодательного собрания король был передан в распоряжение Парижской Коммуны. Монархия была ликвидирована декретом Конвента от 21 сентября. Последним местом пребывания носителя короны стала башня замка Тампль, где Людовик покорно ожидал решения своей участи, играя в шахматы и обучая географии семилетнего наследника. В это время при обыске в Лувре нашли секретный сейф, где содержались документы, свидетельствовавшие о связи короля с врагами Республики. Хотя Людовик и не годился на роль монарха, выпавшую ему роль жертвы террора он отыграл с достоинством. На судебном разбирательстве 11 декабря он спокойно отверг все обвинения Конвента, однако это не имело особого значения. Месяц и неделю спустя большинством голосов он был приговорен к казни. Людовик попрощался с семьей, ночь провел во сне и молитве. Ранним утром духовник отслужил мессу в спальне узника, и после недолгой дороги от Тампля до Площади Революции приговоренный король взошел на эшафот. Через минуту воздетая над эшафотом голова смотрела мертвыми глазами в толпу. Супруга короля Мария-Антуанетта Австрийская была казнена тем же способом девять месяцев спустя. Нелепость четвертая: палачи себя В кровавой мешанине революции не уцелел ни один из ее вождей, не говоря уже о рядовых депутатах и ораторах. Отправить человека на гильотину в то время было легче легкого. Конвент издал декрет, сводивший весь юридический процесс к зачитке обвинения и немедленной казни. Все началось с убийства Марата, одного из первых и самых кровавых террористов. Его проткнула стилом бедная дворянка Шарлота Корде, когда он мылся в ванной. Она пришла, чтобы доложить о заговоре, - это было единственное средство подобраться к параноику Марату. Заговор оказался успешным, хотя Марат об этом так и не узнал. Шарлота хотела прославиться, и это вполне удалось: на ее казнь собралась чуть ли не половина Парижа. Далее под нож гильотины отправились жирондисты во главе со своим лидером Жаком Пьером Бриссо. Он попытался предотвратить падение монархии, за что и поплатился головой. Казни жирондистов активно содействовал Жак-Рене Эбер. Полгода спустя Конвент постановил арестовать Эбера и его сторонников. Среди прочих обвинений ему предъявили пункты о краже рубашек и постельного белья. Буквально через пару недель здоровяк и сильнейший оратор Дантон, содействовавший, в свою очередь, казни эбертистов, лег на плаху по указанию Робеспьера, который заподозрил его в недостаточной революционности. Смерть Дантон встретил не дрогнув, а голову свою просил показать народу, утверждая, что она стоит того. Его друг и соратник Камилл Демулен проявил несколько меньше мужества и перед казнью, говорят, плакал - не исключено, что его мучило раскаяние за ту громкую речь в саду Пале-Рояль. Летом того же года широкое лезвие гильотины упало на шею последнего оплота диктатуры Максимилиана Робеспьера. Он хотел блага для страны бескорыстнее прочих, но путь к свету лежал, по его убеждению, через жестокий террор. Однако чистые устремления Робеспьера тем меньше значили в глазах народа, чем больше корзин с головами вывозили с парижских площадей. Когда Робеспьер и история перестали быть нужны друг другу, чей-то пистолетный выстрел раздробил ему челюсть прямо в прихожей Комитета общественного спасения. На эшафот его подняли едва живым. Вместе с ним в члены почетного общества реформаторов без головы вступил и Луи Антуан Сен-Жюст, который двумя годами ранее предлагал отправить короля на плаху без всяких нудных формальностей вроде суда. До казни Эбера Сен-Жюст деятельно помогал Робеспьеру избавиться от жирондистов, а после оной вдохновенно читал обвинительные доклады в адрес последователей Дантона. Один лишь доктор Гильотен благополучно дожил до 1814 года и умер своей смертью. Говорят, до последней минуты своей жизни Гильотен был твердо убежден, что сделал очень полезное изобретение. Доктор был, должно быть, святой доброты человеком; хотя, восстановим справедливость, гильотину он не изобретал, а лишь рекомендовал использовать ее для уменьшения мук осужденных. Нелепость пятая: финал Он был вполне закономерен. Уставшая от раздоров, казней и голода страна ждала сильного правителя. В результате государственного переворота в ноябре 1799 года генерал Бонапарт стал первым консулом, а пятью годами позже - императором всея Франции. Старуха История сделала новый шаг.