Fакел - журнал для тех, кому больше всех надо. - Электронный Рэмбо
На главную страницу >>>
  

 

 

Электронный Рэмбо

Композитор по кличке Сканер, он же Робин Рэмбо, бритоголовый британский гений, считает себя "постоянно движущимся окном, выходящим на темную сторону человеческой жизни". Он может сделать полноценный альбом из записей чужих разговоров по телефону, из тонких позвякиваний и редких ударов, из гудения или из захватывающего и страстного электронного фанка. Эксперты могут называть это эмбиентом, техно, атмосферным нойзом, бессмысленным щелканьем или полным дерьмом. Только вот слушать это будет все так же
страшно - вне зависимости от ярлыков, компании и времени суток. Хотя лучше в
одиночку и по ночам. Как спел 10 лет назад другой маргинал от техно, Василий
Шумов:

...ночью можно отдохнуть.
Затаиться, как бы умереть,
И что-то прозвучит в этот момент.
Это-то и будет самым важным,
И жизнь обретает смысл.

Для нас Сканер - явление относительно новое; настоящая мода на его музыку еще не пришла. В то время как ко многому привыкшая Великобритания трудами этого молодого человека была ввергнута в начале 90-х буквально в состояние шока. Дело в том, что свою карьеру Робин начал с нарушения конституционного права слушателей, причем именно такого,
которое в Англии испокон веков почитается за основное и краеугольное - права на частную жизнь. Права на интим.

Его первый диск состоял из радиоперехватов: соорудив себе сканер, позволяющий вести прослушивание и запись в GSM-стандарте, Робин кружил по Лондону, выхватывая из перенасыщенного эмоциями эфира фрагменты чужой жизни, чтобы потом намертво склеить их в первый, одноименный прозвищу его автора, диск. В котором многие не то что узнали - услышали себя. Никогда еще музыка в такой мере не превращалась в зеркало души.

"Каждую секунду вокруг земного шара циркулирует огромный объем информации. Остается ли она секретом, не известным никому, кроме получателя и отправителя? Насколько защищена частная жизнь современного человека от вмешательства, о котором он может даже не подозревать?" Робин Рэмбо задал мировой культуре вопрос, на который она пока не готова ответить.
Примерно тогда же на Робина обратила внимание мировая общественность - причем, как это обычно и случается с массами, вследствие громкого скандала. Исландская певичка Бьорк Гудмундсдоттир решила начать один из трэков своего нового альбома "Почта" (композицию Possibly Maybe) несколькими секундами шума телефонного зуммера, засэмплированными непосредственно со сканеровского диска. Маленькая компания Ash International (представлявшая Сканера) подала в суд на гигантов из Universal ("хозяев" Бьорк), однако сам Робин заявил, что не против использования сэмпла, и вскоре Ash отозвали иск - к чему судиться, если сам исполнитель не в обиде? Потрясенные представители прессы атаковали Сканера: как же небогатый лондонский фрик мог упустить раз в жизни выпадающий шанс слупить пару сотен тысяч с настоящей поп-звезды?

"Мне показалось, что это сделано вполне качественно и к месту, - отвечал невозмутимый провокатор Рэмбо. - Иначе я, наверное, был бы разочарован. Вообще-то слушаю Бьорк уже лет 15, еще со времен Sugarcubes, и она мне очень нравится. Но если бы кто-то еще, пусть даже и Джордж Майкл, использовал мои семплы - я был бы только рад".

Робин поступил в лучших традициях своего многолетнего кумира и учителя Дженезиса Пи-Орриджа, современного мага и создателя Throbbing Gristle и Psychic TV. В 90-е годы Пи-Орридж выпустил в серии Electric Newspaper четыре 80-минутных диска, под завязку набитых лучшими сэмплами из своего личного архива, сопроводив их анархистскими эпиграфами
вроде Information is free, so rob the bank! ("Информация принадлежит всем, так что грабьте банк!"). Сканера тоже не особенно беспокоят проблемы нарушения копирайта - хотя бы потому, что так, как умеет он, не способен сделать никто...

Особенно поражает способность Рэмбо к моментальному перевоплощению, к заполнению едва ли не любой предложенной ему восторженными коллабораторами музыкальной формы собственным содержанием - безупречно изящно приглашающим слушателя на казнь, под умело отточенное лезвие нойзовой гильотины.

В последние два года Робин развил невероятно активную и разноплановую деятельность на всех фронтах околомузыкального энтертейнмента (если, конечно, то, чем он занимается, имеет отношение к сфере досуга и развлечений).

Во-первых, мощно развивается его лейбл Sulphur: уверенно войдя на музыкальный рынок конгениальным нойз-хопом The Quick vs. The Dead, записанным Робином рука об руку с кудесником скрэтча, чернокожим магом и адептом Берроуза, нью-йоркским ди-джеем Спуки. Он выпустил уже с десяток релизов, значительно расширивших представления многих об интеллектуальной электронике: от ремиксов самого безумного вокалиста психоделической эры Кима Фоули до минималистских ландшафтов и горизонтов Alva Noto.

Во-вторых, его собственные пластинки обрели невиданный ранее симфонизм. Взять хотя бы его последний крупный релиз, вышедший под именем Scannerfunk, - шедевр электронной полифонии, сделанный буквально с баховским размахом и масштабом видения событий.

Наконец, сам Робин объехал полсвета - от Мексики до Австралии, - выступая в
галереях и на артвыставках и подтверждая тем самым свою безупречную
репутацию мультимедийного артиста, активно работающего с современными
технологиями и овладевшего ими в совершенстве. Чтоб вернее бить врагов - как
говорил когда-то товарищ Сталин.



Fakel: Расскажи немного о себе и о своих последних проектах.

Scanner: Я записываюсь уже 24 года, но не как преуспевающий артист, а скорее как музыкант, просто играющий разную музыку. Мне было 11 лет, когда я впервые услышал музыку Джона Кейджа. Мой брат слушал Гари Глитера, Deep Purple, Тину Тернер, а я старался отслеживать все самое странное в музыкальном мире тех лет.

10 лет назад, когда я взял имя Scanner, я начал использовать разговоры людей по мобильным телефонам. Очень противоречивая работа, которая поднимает идею частного и общественного - большой публичный мир и маленькое домашнее пространство. С того времени вещи стали меняться в очень странном направлении.

Сначала я интересовался тем, как люди разговаривают друг с другом, затем меня стало привлекать пространство (паузы) между словами, когда на какое-то время человек останавливается и слышно пространство, которое его окружает, - шум автомобилей, шаги, звуки улицы. Я начал интересоваться звучанием конкретного места, нечто вроде моментального фото на полароид. Если я нахожусь в Лондоне, а вы где-то в России, то звук в трубках будет разным. Я начал проект, посвященный городам, под названием Surface Noise. Так, например, я провел две недели в Литве, записывая звуки местных городов.

За последние два года вещи опять изменились. Я стал заниматься проектами, требующими времени, - инсталляциями. Я играл концерт в Италии, на пляже площадью в 20 км. Там висели большие громкоговорители, которые используются для объявлений, если, например, у вас потерялся ребенок... Все лежали на солнце, слушая тот ужасный нойз, который я производил через эти динамики.

Я работал с огромным количеством людей - с представителями поп-сцены, такими как Бьорк или Брайн Ферри, с разными классическими музыкантами. Я сделал изи-лисненговую пластинку с моим американским другом Дэвидом Шеем (David Shea) - это довольно экзотичная запись...

F.: Где тебе интереснее выступать - в концертных залах, клубах или в галереях, например?

S.: Может, эта ситуация не очень характерна для электронной музыки, но если вы Radiohead, то сначала вы записываете пластинку, а затем все время перемещаетесь, для того чтобы она продавалась. Я стараюсь выступать в разных местах и одинаково хорошо себя чувствую как в клубе, так и в театральном пространстве. Мне нравится, когда люди могут слушать. Если использовать много визуальных образов, то люди в какой-то момент начинают больше смотреть на экран, чем слушать. Вообще, я стремлюсь экспериментировать в разных пространствах...

F.: Каким оборудованием ты обычно пользуешься?

S.: На концертах я использую очень простое оборудование: радио, дешевый коротковолновый транзистор, маленький секвенсор-клавиши (Roland PMA-5), на котором я играю специальной ручкой. Это выглядит, словно я пишу письмо своей маме во время концерта. В студии у меня есть компьютер, клавиши, большие барабаны.
В клубе я играю танцевальную музыку, в театре более кинематографичную. Я использую простой инструментарий, но не играю концерты на laptop'e. На мой взгляд, проблема таких машин в том, что аудитория, включая меня самого, хочет ощущать взаимосвязь между тем, что она слышит и видит. Человек, манипулирующий мышкой, не очень зрелищен.

Я люблю физические приборы, самодельный термен-вокс, например, - русское изобретение. Люблю инструменты, с которыми просто взаимодействовать.

F.: Какую музыку ты обычно слушаешь дома? Есть ли у тебя какие-то фавориты в этом плане?

S.: прослушивать те диски, которые купил накануне. Последнее, что я приобрел, по-моему, была поп-пластинка. Недавно я купил двойник Дэвида Сильвиана - прекрасная коллекция его работ. Также сборник произведений Шостаковича - то, что я всегда хотел иметь. Еще я купил релиз Джона Кейджа на ECM, прекрасная пластинка. Я люблю классическую музыку, например, XV-XVI веков, в духе Персела. Я слушаю много разной электроники. Например, Кристиана Фенеша (Christian Fennesz), одного из странных Mego-парней. Тот же хаус - Modjo; это и есть тот последний компакт, который я приобрел - красивый, хорошо сделанный поп-альбом. Вообще, я не похож на авангардиста, который делает странную электронную музыку и смотрит только эскпериментальные фильмы. Я смотрю голливудские фильмы, французское экспериментальное кино, короче, все подряд, как все люди.

F.: У тебя есть время на книги?

S.: Когда я путешествую, то читаю. А так у меня нет времени. Я представляю собой законченный тип трудоголика: встаю рано утром - в 6.30-7.00, работаю целый день. У меня нет телевизора, я не пью и не курю, у меня нет хобби, только работа. Сейчас я читаю книгу, которая называется Ambient Century - своего рода путеводитель по электронной музыке, особенно полезен тем, кто об этом ничего не знает. Я прочитал очень много книг в свое время.

F.: Что ты думаешь о музыке будущего?

S.: У меня нет каких-то особенных идей по этому поводу. Я знаю, что буду делать на следующей неделе, что буду покупать в супермаркете, например. Но что мне нравится в музыке и в искусстве в целом - это возможность удивляться. 15 лет назад я и не мог предположить, что появится драм-н-бас, что джангл или гараж совершат такой прорыв в Англии. Я знаю, что изменятся способы производства музыки, а также способы ее восприятия и потребления.

F.: Какой термин ты предпочитаешь в отношении себя - музыкант, саунд-артист или, может, саунд-дизайнер?

S.: Парикмахер! Когда я путешествую, например, в течение 7 часов и кто-то рядом спрашивает, кем я работаю, я отвечаю, что парикмахером. Так как парикмахеры часто бывают лысыми (Робин абсолютно лысый, см. фото). Когда меня просят описать себя, то я обычно пользуюсь теми формулировками, которые появляются в прессе обо мне. Сейчас я - антигерой-минималист, до этого, согласно NME, - первый секс-символ авангарда. Довольно глупо, наверное...

F.: Как ты относишься к юмору в музыке?

S.: Я люблю юмор. Довольно часто я делаю забавные вещи. Это важно для меня, так как юмор - очень сильное седативное средство. Я не пытаюсь специально смешить людей, хотя юмор - существенный компонент моей творческой концепции. Это важный ингредиент не только в музыке, но и в кино, в искусстве в целом.
Кстати, европейский юмор более тонкий, чем американский. В Европе люди используют иронию, довольно искусно играют словами, интонацией. Скорее всего, этим мы и отличаемся от американцев.

Интервью Алексея Борисова