Обезьяна, игравшая с зонтиком

	Из крестьян в председатели Он был простым парнем из провинции Хунань. Дед - потерявший авторитет деревенский старейшина. Отец держал лавку и хотел того же для сына. Но Мао с детства читал средневековую литературу о завоевателях и в лавку ходить не любил. Чтобы выбить из парня дурь, его в 14 лет женят на местной девке. Через два месяца он навсегда уходит из дома, чтобы никто и никогда больше ему не указывал и за него не решал. Фрейдисты, впрочем, выводят характер председателя из его отношений с матерью. Старший ребенок в большой семье бессознательно не мог простить ей всех остальных детей и всю жизнь боялся быть оставленным, а потому наносил упреждающие удары, оставляя первым - женщин, детей, соратников, даже партию, которой руководил так долго. В 11-м году юный Мао примыкает к восставшей армии, свергнувшей монарха. Он понимает, что "винтовка рождает власть", но уточняет: "Необходимо, чтобы революция командовала винтовкой, а выходит наоборот". Чтобы командовать, необходимы знания. Мао учится на педагога и увлекается Кропоткиным, но не забывает и о Лао Цзы. "Новый народ" - имя созданной им организации студентов. Это станет его главной целью - новый народ с новыми стимулами, новой логикой, новыми способностями и этикой. Уже тогда замечены главные его черты - гипнотическая полуулыбка в любых обстоятельствах, полный контроль над своими эмоциями и умелое управление чужими. Он умеет разгадывать чужие загадки, больше полагаясь на интуицию, и задает всем вопросы, на которые никто не может верно ответить, кроме него самого. Первый подпольный псевдоним - Сфинкс. Первый нарисованный им плакат: рабочий, крестьянин и солдат против купца, жреца и чиновника. В двадцатых годах Мао - самый непримиримый из красных комиссаров Китая и надежда Коминтерна. "Нам предстоит путь не экономической, но вооруженной борьбы", - говорит он и создает по всей стране труднодоступные партизанские базы. На этих базах он формулирует свою доктрину народной войны: по всей периферии создавать очаги восстания - они выматывают центры и ослабляют их, стягивать к себе все ресурсы недовольства, в финале - удар по городу и его захват. Если это достигнуто на уровне района, пора переходить на уровень провинции, готово на уровне провинции, пора переносить на уровень страны. Позже, в 60-х председатель попытается увидеть сквозь эту схему всю планету. На карте есть нации-паразиты и нации-работники. Внутри них есть классовые различия, но для геостратегии они не важны. "Офисные нации", образующие евро-американский "паразитический миллиард", обворовывают весь остальной, подчиненный им мир, и этот мир мстит им революцией. В каждом американском долларе 51 цент украден у третьего мира. У "богатого Севера" остались технический прогресс и старая культура, но социальная история человечества дрейфует к "бедному Югу", и там родится новая культура новых людей. "Мировая деревня", вспыхнув как хворост, идет на захват "мирового города". Именно эта оригинальная гипотеза председателя и войдет в историю под именем "маоизма". В 31-м в Китае возникает первый стабильный коммунистический район размером в среднюю европейскую страну. Там комиссарит Мао, туда Сталин шлет инструкторов и винтовки. Главный противник красных - Чан Кайши с его движением "Гоминьдань". Враги публично казнят вторую жену Мао, родившую председателю двух сыновей и делившую с ним все военные невзгоды. Это не мешает ему заключить с Чан Кайши альянс, когда в страну вторгаются японцы. "Они думают растворить нас в себе, - смеется Мао над временными союзниками, - но мы сами съедим их изнутри". Мао помогает корейцам воевать против американцев, как недавно помогал ему Сталин против японцев. На этой войне от американской бомбы гибнет его сын, поехавший туда добровольцем. После московского разоблачения сталинского культа Мао говорит о перерождении СССР. В 57-м он едет в Москву с последней надеждой - на атомную бомбу. Логика проста: если вы не можете применить это оружие против США, дайте его мне, и я ударю, не задумываясь, начну войну и выиграю. В результате не будет никаких Штатов, зато появится Мировая советская республика. Хрущев ему вежливо отказывает. С этого "предательства" начинается второй Мао и вторая, гораздо более известная его "революция". Красный угар Когда на улице я вижу рекламу китайского ресторана с портретом Мао и призывом "Обедать!", в этом нет никакого святотатства. Довольно точно передан дух эпохи. По всему Китаю начала 60-х в рамках Большого скачка прокатываются массовые кампании. Выходить на поля и бить в колотушки, чтобы ни один воробей, расхищающий рис, не мог приземлиться, а когда упадет - добивать этой самой колотушкой. Каждая семья сдает мешок мертвых воробьев. В каждом дворе сталеплавильная печь - пока нет больших металлургических заводов. Каждый двор сдает норму выплавленного железа. Советский анекдот про китайский спутник, где десять миллионов китайцев оттягивают резинку, высмеивает именно эти начинания. Мы не боимся атомной войны, заявляет Мао, даже если погибнет все живое, мертвая материя останется, а значит, из нее возникнет жизнь, из жизни - сознание и язык, а носители сознания и языка закончат коммунизмом. "Знаете, в чем главное отличие наших обществ? - лукаво спрашивает председатель нью-йоркскую журналистку. - У вас атомные убежища строят себе только успешные бизнесмены, здесь же их делают для всех без исключения". Убежище Мао находилось под бамбуковой рощей в императорском дворце, название которого переводится как "Аромат бессмертной хризантемы". Его третья жена, когда-то бывшая у партизан санитаркой, впадает в непрерывный бред. Мао отправляет несчастную в психбольницу и больше не вспоминает о ней. Вообще, случаи сумасшествия приближенных к председателю повторяются подозрительно часто. Вождь любил интенсивный и ежедневный секс. Презирая условности, он слушал доклады подчиненных в объятиях трех-четырех нагих наложниц. Прежде чем попасть к Мао в спальню, они проходили краткий курс маоизма и сексуальной даосской алхимии. Семьи этих девушек считали хотя бы одну ночь с Великим кормчим невиданной честью. После смерти вождя многие получили пособия на детей. Так что у председателя в нынешнем Китае есть сотни, если не тысячи, живых отпрысков. Культурная революция начинается с переодевания всего Китая в одинаковую синюю одежду со значком председателя и фуражки с красной звездой. "Мао Вансуй!" - дружно кричит весь Китай по утрам. Погромом пекинской оперы и выселением монахов из Тибета лично руководит новая жена Мао по прозвищу Лазурный поток, в прошлом богемная звезда шанхайского театра. На площадях горят костры из "устаревших" книг. Падают средневековые статуи во дворцах. На древних крышах натянуты гигантские самодельные лозунги - дацзыбао. Что-нибудь вроде "Десять лет упорного труда дадут десять тысяч лет счастья". Мао творит новый народ: всем предписано публично заниматься самокритикой. Каждый вечер исповедоваться перед коллективом в неправильных мыслях и вредных поступках, а потом слушать критику остальных в свой адрес. Интеллигентам прописана трудотерапия: художники набираются пролетарского видения, работая на заводах или убирая урожай, профессора драят сортиры после лекций. Недаром первая, еще студенческая статья Мао называлась "О преподавании физкультуры". Чтобы сделать революцию необратимой, председатель решает ударить по собственной партии, внутри которой ему видна новая бюрократия, грозящая переродиться в новую буржуазию. "Огонь по штабам" - Мао сам пишет лозунг тушью и сам вывешивает его. Он опирается на поколение, у которого нет "дореволюционных воспоминаний". Так появляются хунвейбины, красная стража, средний возраст которых - 17 лет. "Мои ребята с глазами драконов" - называет их вождь. Они должны пройти по стране огненной метлой, вычищая все чуждое. Наиболее понятный нам исторический аналог - опричнина Ивана Грозного. Распевая речевки и размахивая красными цитатниками, несовершеннолетние хунвейбины, бросив учебу, нападают на учреждения и выбрасывают из окон непонравившихся чиновников, громят оставшиеся монастыри, музеи и иностранные посольства, вытаскивают из домов партийных лидеров, надевают на них дурацкие колпаки и забивают их ногами. Счет убитых идет на сотни тысяч. Выселены из городов - миллионы. Мао пишет в этот период свои лучшие стихи: "Снег", "Ветер", "Иероглиф". Он не реагирует на жалобы, выступая перед бескрайними толпами своих "красных стражников" с четырехчасовыми речами: забыть о материальных стимулах труда. По нашей науке среди китайцев 5 процентов врагов. Это 30 миллионов человек. Найти их и наказать. Забыть о ваших родителях, они родом из прошлого. Критиковать Конфуция, он устарел. Насильно брить головы тем, у кого буржуазные прически. Повсюду создаются коммуны, в которых общим объявлено все - от обуви до зубных щеток - и где запрещены деньги. Правящая партия исчезает на глазах. Председатель всегда подчеркивал международное, а не национальное, значение своих идей. В 67-м он призвал к созданию Красных бригад по всему миру. Во Франции и по всей Европе 68-го его портреты украшали залы восставших университетов. Идеями Мао упивался Жан Люк Годар, снимавший кинолистовки на тему "Пекин и Париж рядом", с председателем носились новые левые интеллектуалы из "Либерасьен". В США главным маоистом был Хью Ньютон - основатель негритянских Черных пантер. Берроуз в репортажах для "Эсквайра" писал, что Мао - единственный, кому есть что предложить сорвавшейся с цепи молодежи. В 69-м председателю казалось, что "ребята с драконьими глазами" завелись по всему миру и осталось последнее усилие, чтобы старый мир был выпотрошен, выкинут и забыт. Закат Когда в 70-м Мао понял, что Мировая революция вновь отложена, то всерьез пытался упразднить свой пост председателя и исчезнуть. Ему не дали этого сделать приближенные. Его юмор стал мрачнее, а стихи - глубже. "Мао Цзе Дун - большой шалун и до сих пор не прочь кого-нибудь потискать/ Заметил слабину - меняет враз жену. Недавно докатился до актриски" - пел бард Высоцкий, тоже, кажется, к актрискам неравнодушный. Четвертая жена Мао была в восторге от его сексуальных возможностей, хотя он был старше ее на двадцать с лишним лет. Опасаясь импотенции не меньше, чем реставрации капитализма, до последнего года жизни председатель практиковал эротическую магию, буквально поняв даосское учение о бессмертии того, кто лишит невинности тысячу девственниц. Во всем остальном оставался аскетом: по-солдатски обтирался мокрым полотенцем вместо бассейна, вместо чистки зубов полоскал рот чаем, спал без матраца на деревянном топчане, который возил с собой даже за границу, есть любил традиционную крестьянскую дыню с перцем. Его отменное здоровье вошло в легенду: в 70 лет при скоплении ликующих масс переплыл широченную Янцзы. Последние его слова "Народу не нужна отмена приговоров" как минимум загадочны. В 70-х он подобрел к США и даже пригласил в гости Никсона. Пинг-понговые ракетки тех лет с портретами президента и председателя стоят на сегодняшних аукционах сумасшедших денег. Уорхолл тиражировал его разноцветные иконы наряду с Монро и Гагариным. Помиловал Мао и то, что осталось от его партии. Разочаровавшись в реальности, вождь занялся собой, все реже показываясь на людях и все презрительнее воспринимая тех, из кого не получился новый народ. "Не пора ли мне уже к Марксу? - спрашивал он своих девушек и добавлял, глядя на красный флаг в окне: - Вижу себя обезьяной, всю жизнь игравшей с зонтиком". Революция в Китае, как он и ожидал, кончилась вместе с его смертью в 76-м. Жену и ближайших трех товарищей тут же судили как "банду четырех". По самым скромным подсчетам, у него было не менее 3000 женщин. Суммарный тираж цитатника - 300 миллиардов, абсолютный рекорд в истории. Неизвестно, можно ли назвать эту книгу самой читаемой, но вот самой печатаемой, точно. Ненавидимое им конфуцианство восторжествовало очень быстро, правда, в сочетании с его же посмертным культом. На купюре в 100 юаней до недавнего времени председателя изображали вместе с соратниками по партизанской войне. Теперь он остался там в одиночестве.