Укрощение домостроем

	Домострой - это состояние души, не имеющее ничего общего с былинным русским укладом или мрачным средневековьем. Домострой - это полное отсутствие демократии при безусловной справедливости по отношению к каждому. Домострой - единственный способ защиты и сохранение семьи. Во всяком случае, для меня. Рецепт домостроя прост - бескомпромиссный авторитаризм. Ты - хозяин дома. Глава законодательной и исполнительной власти в одном лице. Плюс - генеральный казначей и министр финансов. Твоя обязанность (и право) - контролировать каждый шаг семьи: начиная от покупки мебели и заканчивая выбором меню для завтрашнего обеда. Главное - не переусердствовать. У супруги должна оставаться иллюзия свободы. Иначе семья взорвется изнутри. Мой тебе совет - хочешь быть в доме хозяином, женись на сироте. И еще - для построения счастливой семьи с авторитарным строем необходима квартира и деньги. Желательно, чтобы и то, и другое - ваше. Стать хозяином в чужом доме без денег - вообще высший пилотаж. Но я не камикадзе. И, кстати говоря, не монстр из кошмарного сна феминистки. В прошлом - двадцать два года тихой провинциальной жизни. Обычая семья. Папа - преподаватель, мама - врач. Машина, дача, квартира. Кудлатая болонка с кривыми зубами и мерзким характером. Кот, тайно вывезенный из обкомовского пансионата за удивительную способность гадить в унитаз. Дни, заполненные пустым ничегонеделаньем. Тоска по вечерам. Странная работа на местной киностудии за смешные деньги. Ощущение, что мир проходит мимо красочным карнавалом столичных митингов и дискотек. Потом полгода занятия коммерцией и вынужденная поездка в Москву. А там - срочная женитьба. Собственно, другого выхода у меня не было. Единственная альтернатива браку - немедленное возвращение домой. А на родине меня ожидали крупные неприятности. Точнее, бывшие партнеры по бизнесу. В общем, проблем хватало. А тут - очередная неприятность. Обокрали собственные приятели. Денег осталось в обрез. С работой - беда. Ты пробовал когда-нибудь подрабатывать частным извозом на личных "Жигулях" с иногородними номерами абсолютно не ориентируясь в столичной географии? А я пробовал. Как жив остался - совершенно не понятно. Ну, и конечно, пресловутый "квартирный вопрос". Первый опыт съема квартиры закончился разбирательством в милиции - хозяева жилплощади промышляли элементарным "кидаловом". Пришлось вспоминать адреса московских знакомых и набиваться в постояльцы. Дальше - как в образцовом мексиканском сериале. Через неделю кочевья по чужим квартирам встретил старую, еще с командировочных советских времен, подругу. А у нее - ребенок. Говорит, мой. Проверили - правда. Стало быть, пора создавать семью. Мне повезло. В списке приданого, кроме облезлого столового гарнитура и пары диванов, числилась шестикомнатная квартира с видом на Кремль. Это сиротам государство тогда такие давало. Кроме жены, в квартире проживал ее сводный брат - тинэйджер с диагнозом шизофреника и наследственным алкоголизмом. Отец супруги пропал в далеком семьдесят втором. Мать трагически погибла в восемьдесят девятом. Короче, полная анархия. Непрерывная алкогольно-маргинальная тусовка. Как следствие - чуть ли не ежедневные визиты участкового. А также вполне ощущаемая (правда, тихая) ненависть соседей. Хроническое безденежье. Методичные наезды буйного и многочисленного табора абхазских беженцев, которым жена сдала, по глупости, одну из комнат. Короче, моя новая семья нуждалась в неотложных реформах. Проще говоря - в диктатуре. Семейная демократия не подходила категорически. Исключительные обстоятельства требуют чрезвычайных мер. Курящая жена-матерщинница в мои дальнейшие планы на жизнь не вписывалась совершенно. Семейное счастье я представлял себе несколько иначе. Наверное, я прирожденные диктатор. Позже я узнал, что переход от хаоса к порядку должен быть постепенным. А тогда я просто постепенно, одну за другой закручивал гайки. Вначале вставил выбитые шурином стекла и починил бачок унитаза. Потом врезал новые замки. Изгнание строптивых постояльцев стоило мне двух драк и восьми швов на выбритой хирургом голове. Попытка отвадить друзей шурина - пара бутылок водки; сбитые в кровь кулаки; день, целиком и полностью посвященный "разбору полетов" в кабинете (опять-таки) местного участкового. Самого шурина, после очередного загула с битьем стекол и фольклорно-кабацкой истерикой удалось определить в привилегированное отделение больницы имени Кащенко. Но это все ерунда. Отучить жену от курения оказалось гораздо труднее. Днем она полностью со мной соглашалась. Ночью курила в туалете, "забивая" табачный перегар мятной жвачкой. Полуподпольное курение само собой прекратилось во время очередной беременности, а сопротивляться довольно жесткому диктату ей не приходило в голову. Видимо, она, в конце-концов, тоже поняла, что порядок (любой порядок) лучше анархии. Полноте семейного счастья мешал разве что недостаток денег. В остальном, царила настоящая идиллия. Мысль о разводе пришла на третий год супружества. Как раз тогда, когда улеглись страсти кардинальных семейных реформ и наконец-то появились деньги. Для ухода за детьми (их к этому времени стало трое) я выписал маму. Мама, приехав нянчить внуков, страшно возмутилась заведенным в семье тоталитарным порядкам (вот почему женится надо на сироте). Моя вторая половина взбунтовалась. На прямое противодействие она так и не решилась. Но тихий саботаж порой бывает посильнее "Фауста" Гете. Несколько месяцев "холодной войны" едва не довели меня до состояния буйного умопомешательства. Битье тарелок стало обычным утренним упражнением. В скандалах принимали участие все домочадцы. До рукопашной, правда, дело не доходило - за исключением тех случаев, когда под руку некстати подворачивался шурин. Он к этому времени уже вышел из психушки и пылал вполне понятной жаждой мщения. Семью спасла моя тяга к знаниям. К двадцати пяти годам я надумал стать московским студентом. Не то, чтобы нехватка знаний сильно затрудняла мне жизнь. Скорее, заел комплекс собственной неполноценности. Поступил я на дневное отделение, в довольно престижный ВУЗ, а потому большую часть времени проводил на лекциях и в библиотеке. На скандалы времени не оставалось. Да и мама к тому времени поняла, что лучший способ прекратить раздор - демонстративный нейтралитет. А теперь я объясню суть того, что происходило в моей семье на протяжении всех этих лет. Любая диктатура - явление временное. Тирания всегда сменяется демократией. Выучив за годы совместной жизни рамки дозволенного, супруги исчерпывают запас поводов для ссор. Отсутствие вредных привычек у одного предполагает сдержанность другого. А дальше - автоматизм быта делает уже ненужным повседневный контроль. Так что шариатская суровость домостроя в моей семье постепенно сменяется обычной патриархатом - таким же, как в тысячах других московских "ячеек общества". Правда, подросли дети. Старший из них, разгильдяй и троечник, уже нарвался на чисто домостроевский прием воспитания. Эксперимент с папиным мобильным обошелся ему в мытье полов собственными "рэпперскими" штанами с последующим их выкидыванием. Пусть знает, что такое домострой. В школе этому не научат. Не дай Бог, потом пригодится в жизни...