WARNING: ALIENS!

	Когда меня спрашивают, каково это жить без гражданства, я вспоминаю соловьевскую "Ассу", точнее, ее финал, когда у Цоя, играющего, кажется, самого себя, спрашивают о его "вписке" и приятель отвечает вместо него: "Он поэт, он на белом свете живет". Нужна ли для жизни какая-то "вписка"? "Вписка" в данном случае - штамп в паспорте, которым государство удостоверяет, что оно берет вас "под защиту" в обмен на вашу лояльность. А что делать, если вы изначально находитесь в "пограничной ситуации": империя красных паспортов распалась, а вы оказались вне пределов пространства, где странички голубенькой вязи с розовыми серпиками и молоточками еще признают за документ? Живущим в Эстонии русским выбор представился на удивление богатый: а) стать гражданином возрожденной Эстонской Республики; б) стать гражданином заграничной Российской Федерации; в) стать Иностранцем. Что такое быть Иностранцем? Это когда на многозначительно серой обложке вашего удостоверения личности красуется надпись: ALIEN`S PASSPORT. Этот "элиэн" - буквально - "пришелец" либо "чужак". По-эстонски - "иностранец". Признаться, мне, человеку, который никогда не придавал особого значения разным паспортам, разве только как препятствию к свободе, было все равно, что выбирать. Чтобы получить эстонский паспорт, нужно сдать языковой экзамен и прожить лет столько-то на территории Эстонской Республики. Чтоб получить русский паспорт, прежде нужно было писать петицию в посольство России, а теперь аж самому президенту. Мне понравилось название - ALIEN`S PASSPORT. Быть может, я совершил ошибку. Может быть, я пожалею об этом когда-нибудь. Но теперь я - чужак и пришелец (хочется прибавить из французского поэта-бунтаря: "пришелец из никогда, во всегда уходящий", - но это было б чересчур пафосно). Мы вместе с моим приятелем живем в двухкомнатной квартире, снятой за деньги, которые нерегулярно присылает его девушка из Нью-Йорка. С ней он познакомился на Арбате, где продавал матрешки. Я ему немного завидую. У него все получается легко и естественно. Мы бродим по Таллинну и пьем мартини в барах - в сущности, за счет американской фондовой биржи, поскольку его девушка - брокер. Это продолжается до тех пор, пока они не ссорятся, а он не возвращается в Москву к матрешкам. "Вписки" в Москве у него нет. Он ночует у каких-то сомнительных друзей, а все заработанное тратит на пиво: его способность поглощать оное поражает воображение. Он тоже чужак и иностранец. Жизнь большинства из нас, "серых" - жизнь на чемоданах. Мы буквально "ни здесь и ни там". Мы наблюдаем жизнь в сравнительно благоустроенной и цивилизованной Эстонии. Но мы смотрим на нее глазами людей чужой культуры. Мы пересекаем границу с Россией, сравниваем и оцениваем. Мне повезло. Вместе с группой разношерстных абитуриентов я поехал в Москву обучаться журналистике: я прошел конкурсный отбор в редакции газеты "Молодежь Эстонии". Поезд на два часа остановили на границе: Нарва - Ивангород. Контраст резкий. Темно-синие эстонские пограничники бодро штампуют паспорта и наш состав толчками ползет по мосту, соединяющему два куска бывшей империи. Линяло-зеленые русские солдатики, кажется, вышли прямиком из фильма про вторую мировую (зачем им здесь эта маскировка?) В Москве смущают мелочи: охранники в нелепой пятнистой униформе, отсутствие привычных дешевых супермаркетов (в Москве образца 1994 супермаркеты - исключительно новорусская роскошь), мерседесы и бомжи в центре, заоблачные цены и грязь в кафе, которых, в сущности, нет, и так далее. Все эти аттракционы русской столицы были тогда нам в новинку. "Говорят, что люди у вас там - дрянь", - скажет мне через несколько месяцев сосед по студенческой общаге. Что я могу на это ответить? Трудно требовать от "среднестатистического эстонца" (буде таковой существует в действительности) восторженного гостеприимства по отношению к "русскоязычным". "Не думаю, что они будут любить русских в ближайшем будущем", - говорит мне американец из Москвы, сотрудник НАСА, с которым я познакомился в интернете, в чате МСН (может, соврал, а, может, правда сотрудник НАСА). Россия - наша "историческая родина" (призыв эстонских ультранационалистов - "русские, возвращайтесь на свою историческую родину!"). Мы крутим настройку радиоплееров, и мажорное "Радио Максимум" надолго становится нашей любимой станцией. Сама "Станция" появляется позже, и первый "винил" ставит ди-джей Змей - его имя и о том, что он из Эстонии, я узнал гораздо позже, когда вместе с ним и участниками проекта "Radiotrance" мы пили виски в таллиннской студии, занимающей помещение бывшего детского садика - но это, как говорится, уже другая история. Сквозь помехи в полутемной комнате общаги я принимаю кислотное техно: радиопрограммы без слов, лучшее, что я когда-либо слышал: безымянные и бессловесные ди-джеи нарезают пластинки одну за другой, через краткие сбивки: "Это радио "Панорама", проект "Станция". По контракту, заключенному с местной благотворительной организацией и мэрией Москвы (да, стипендии нам платил сам господин Лужков) все "эстонцы", приехавшие на учебу в столицу, обязаны вернуться в Эстонию, чтоб работать на благо русской общины. Но большинство не вернулось. Впрочем, на соблюдении условий этого контракта никто особо не настаивал, кажется. Я в некотором ошеломлении смотрел, как наши устраивают себе столичную жизнь: ночной официант, охранник, продавец фильтров для воды, - зацепиться любым способом, стать аспирантом ради общажной койки. У меня и у моего соседа по комнате не было ни работы, ни денег. О, хвала китайской лапше! Стипендия заканчивалась за десять дней, но самые жестокие мучения - на войне как на войне - я испытывал, когда пустела пачка сигарет. Мы пробовали даже - впрочем, безуспешно - ловить самодельной удочкой рыбу в пруду Лосиноостровского парка, который был рядом. На следующий год моего пребывания в Москве я поступил в Литературный институт на заочное отделение. С изучением журналистики было, разумеется, покончено, и через три курса меня под благовидным и стандартным предлогом "непосещаемости" отчислили. Это типично русское свойство - не желать ничего покорять. Не желать престижа. Герой традиционного французского романа - провинциал, приезжающий завоевывать Париж - в России невозможен. Есть что-то в русском характере, что заставляет русского человека с усмешкой взирать на жалкие в его глазах попытки "свободного" индивида в "свободном" капиталистическом обществе добиться "заслуженного" успеха. Маргинальность - русская черта. Уж не говоря о том, что внутренне свободный человек в любом обществе - всегда маргинал. Те, кто поосторожнее и потрусливее всегда с подозрением смотрят на таких людей, ибо не знают, чего от них ждать - а вдруг, революции? Я вернулся в Эстонию. Это поражение? Я не хотел "успеха" любой ценой, мне казалось более важным сохранить прозрачным кристалл моей личности, не сломать то, что отличало меня от других. И не сгибаться (русский народ гибок), делать то, что хочу я, а не кто-то еще, и делать это по-моему. У меня есть сейчас моя комната на шестом этаже, мои книги, компьютер, купленный на дедушкино наследство. Завидовать нечему - всегда найдется человек, у которого еще меньше, чем у тебя. Происходящее внизу, за окном, меня не касается. Никогда мне не стать "таким, как они" - жирные подонки в роскошных машинах, но так же не хочу я и бомжевать по московским подъездам. Видимо, золотой середины в России нет. Наша жизнь - жизнь "чужих", ни там и ни здесь. Европа объединяется, границы перемещаются и исчезают, но мы знаем, что, в сущности, все остается по-прежнему. Хотя нельзя сказать, что мы чужие на этом празднике жизни. Живут, а не выживают те, кто свободен хотя бы внутренне - и, может быть, это единственная дарованная человеку возможность свободы. Не так уж трудно занять маргинальную позицию. Казалось бы, достаточно надеть кожанку и гриндерсы либо "кислотный" балахон и луноходы, футболку с портретом Эрнесто Че Гевары де ла Серны, что-нибудь еще. Но вскоре человек мыслящий понимает, что эти внешние атрибуты бунтарства - всего лишь дань моде (которая вполне вписана в систему буржуазного общества). Истинная свобода, подобно добрым нравам, внутри тебя, и вовсе не нуждается в этих внешних знаках - во всяком случае, они не обязательны. Пограничная ситуация "здесь и теперь" для человека с "паспортом чужака" - это и внутренняя ситуация "перехода границы" с ее таможнями, блок-постами, контрабандой наркотиков и всем остальным. Наслаждение подобно наркотику, сознание - таможне, фильтрующей реальность. Мир, говорят нам, медленно дрейфует в постинформационное пространство в паутине электронных сетей, оставляя там и тут смутные островки "живой жизни". Эстония, как нас пытаются уверить, превращается в виртуальное государство, "estonia.com". Европа, по мнению многих, давно стала таким виртуальным государством. Тем не менее, любое государство - это полицейское государство, а Эстония - полицейское государство в квадрате. Бюрократическая машина, доставшаяся ей по наследству от Советского Союза, никуда не исчезла, - напротив, даже усилена. Электронный контроль эффективней прежнего, человеко-механического: всем жителям Эстонии присвоен личный код, иными словами - арестантский номер, с его помощью государство легко может отслеживать большинство ваших действий. Да, Интернет - способ бегства от всего этого. Пока не закончатся деньги или пока от телефонной компании не пришел реальный счет за виртуальные путешествия. И даже несмотря на то, что связь работает быстро, в виртуальном городе жить нельзя, и хочется тихо сказать самому себе: бросай все, delete и skip все твои files и отправляйся в дорогу! Ведь у тебя ALIEN`S PASSPORT, поэтому, где бы ты ни был, эта страна всегда не та, в которой ты должен быть.