Лишних слов у меня нет

	Интервью с Ильей Игоревичем Лагутенко в этом номере "Faкeла" - явление неслучайное. С момента выхода "Морской", зародившей целую новую волну местной рок-музыки, для многих он стал настоящим российским секс-символом. К тому же теперь он представляет в России Population Services International - подразделение Всемирной организации борьбы со СПИДом, выбирающее своими посланниками всевозможных звезд. Fакел: Вы представляете Россию от лица Всемирной организации борьбы со СПИДом. Что это значит для вас? Теперь вы занимаетесь чем-то новым, Илья Игоревич? Илья Лагутенко: Ну, в общем, занимаюсь я тем же самым, чем и всегда - сочиняю песни и выступаю. Что же касается нашего сотрудничества с организацией PSI, дело в том, что у такой общественной фигуры, как музыкант, намного больше шансов быть услышанным, чем у какого-то там простого лектора. В Америке таким представителем является Рики Мартин, в Европе - Боно из U-2, а в России - вот я. Дело в том, что существует определенная и несколько печальная статистика в нашей стране: Россия занимает одно из первых мест по темпам распространения СПИДа, и если все пойдет так и дальше и какими-то способами не остановится, мы можем догнать и перегнать африканский континент. Для меня как для артиста - это очень важно, я начинаю задумываться, для кого мы играем наши песни, и понимаю, что большая часть нашей аудитории все-таки молодежь. А если завтра вся молодежь закончится, для кого мы будем играть? F.: Недавно в Думе активно обсуждался вопрос об уголовной ответственности за гомосексуализм. Одна из основных мотиваций "за" - то, что гомосексуалисты - основные разносчики СПИДа. Что вы думаете по этому поводу? ИЛ: Моя личная позиция в том, что нельзя опускаться до каких-то конкретных персоналий. Если уже существуют наркомания и наркоманы, то искоренить проблему гораздо труднее, нежели убедить людей пользоваться элементарными правилами безопасности. Сущестует секс, неважно какой - гомосексуальный или гетеросексуальный, и понятно, что СПИД распространяется не от рукопожатий и даже не от поцелуев, а именно от пенетративного секса и, в принципе, такая элементарная вещь, как пользование презервативом, упасет кого-угодно от СПИДа на 99%. F.: Вы считаете, что презерватив - это оптимальный способ контрацепции? ИЛ: По крайней мере, это самый легкий, убедительный и доступный способ вне зависмости от сексуального и финансового положения. Если об этом буду говорить я, пользуясь своим положением популярного артиста, я знаю, что у меня есть шанс, что какой-то процент слушателей возьмет это на заметочку, пусть даже благодаря красному бантику на рубашке, который я ношу. Потому что, например, для себя я уже расставил некие приоритеты, считаю себя достаточно опытным и умудренным, прошедшим огонь, воду и, что там, медные трубы, и при таком темпе жизни и ее развитии, которыми я живу, смог, так сказать, определить для себя некие ценности. Но я понимаю, что, например, в 15 лет у меня не было всех этих знаний. Более того, у меня не было опыта, у меня не было учителей. Все молчали! Другие проблемы волновали нас 20 лет назад, политические, а сейчас как-то все передвигается к человеческим. F.: Есть такое мнение, что СПИД - болезнь несуществующая, придуманная государством для вытеснения в асоциальную группу гомосексуалистов, проституток и наркоманов. ИЛ: Теория конспирации. F.: Что вы думаете о порноиндустрии? Должна ли она и впредь оставаться под запретом? ИЛ: Я понимаю, что это очень проблемная ситуация - создавать комитеты по цензуре и потом сидеть и отслеживать. В Англии тоже обычно принимаются довольно жесткие законы по поводу общественной морали, и тоже есть все эти люди, сидящие в комитетах, ставящие значки на видеокассетах и еще там на чем-то... Понятно, что какой-нибудь лорд, у которого несколько тысяч акров земли, переданных по наследству, который всю жизнь заседает в парламенте и мало понимает, что творится в реальном мире, не может судить о том, что можно смотреть, а что не можно. Ну а общество, наверное, должно исходить из каких-то своих реалий, из того, что оно может вынести. Дать человеку столько, сколько он сможет вынести. Но вот, когда он уже начинает творить невыносимое, тогда уже можно остановиться. Только подобное должно проверяться исключительно опытным путем, и каких-то особенных разделений здесь тоже не хотелось бы делать. F.: Вы - ревнивый человек? ИЛ: Я не думал, я никогда не думал, что я - ревнивый человек, хотя мне нравится само определение "ревность" - оно, по-моему, очень емкое и экспрессивное, но это только любовь к определению. Я считаю, что оно может очень хорошо характеризовать людей, хотя я лично довольно спокойный, спокойно относящийся ко всему и терпеливый человек. Я имею в виду не только какую-то любовь и человеческие симпатии, это относится и к моей профессиональной деятельности. В этом вопросе я то-ле-ран-тен. F.: Есть такое устоявшееся мнение о текстах ваших песен, что большинство из них не имеет смысла, что это всего лишь случайные комбинации слов... ИЛ: Главное, что лично для меня - это не случайно, я полностью отдаю себе в этом отчет. Я очень серьезно подхожу к каждому слову, к каждому знаку препинания, я знаю, что это все означает. F.: А например - "вылакает малахита с косточки нежной, что наслаждает"?.. ИЛ: Да, конечно же! Это определенное описание конкретной ситуации и конкретного человека, и он об этом знает (заразительно смеется). Но я не считаю, что здесь нужно объяснять - кто это был и что имелось в виду. То есть, дай бог, что это еще кого-то заинтересовало. Да, это определенные образы и выражения моих переживаний и ситуаций. Для меня это абсолютно: лишних слов у меня нет. F.: Как у вас происходит творческий процесс? Как вы пишете песни? Долгий ли это поиск, или внезапное озарение? ИЛ: Скорее, наверное, ближе к озарению, хотя я не стал бы называть это так, потому что само слово "озарение" ассоциируется с чем-то таким вот... с просветлением. Я не скажу, что я вот хожу-хожу, занимаюсь чем-то, и тут меня как молния что-то там озаряет, и я начинаю писать, писать, писать... Нет. Это само приходит или само не приходит. Но когда уже есть какие-то определенные задумки, будь то слова или музыка, я не знаю - кто приходит первый, кто последний, все бывает абсолютно по-разному. Но когда уже видишь какую-то общую канву, то, разумеется, нужно работать, чтобы довести все это до логического конца, так, как я это себе представляю. F.: Как вы считаете, нецензурные слова допустимы в песнях? ИЛ: Конечно! Что угодно может быть! Все зависит от автора и исполнителя, от его способности выражать то, что он хочет. Не вижу в этом абсолютно ничего такого... Это как в жизни - некоторые люди умеют употреблять нецензурную брань в обычной речи, а некоторые не умеют. У некоторых это звучит весело, а у некоторых... аж всего передергивает. Все зависит от целостного образа, а так, конечно, - можно все. F.: Был период, между Владивостоком и "Морской", когда группа "Мумий Тролль" временно не существовала. Вы писали песни в то время? ИЛ: Ну да, был... группа не существовала и я писал песни. Их у меня накопилось большое количество, и они довольно странные. Я не думаю, что когда-то вообще придет время им быть изданными. Просто тогда был переломный момент в стране, и эта общая пропаганда как-то несколько давила. У меня были какие-то композиции о том, как можно идти на баррикады. Не из-за того, что я, мол, хотел этого, просто таково было общее настроение, и я как-то не мог, был слаб, чтобы от него абстрагироваться, вот так. А потом уже смог отрешиться от этой ситуации и выстроить собственную, свой мир. Вce что меня интересует - выстраивание собственного мира, который оказывается интересен еще кому-то, кроме меня. И не только близким и друзьям, но и совершенно незнакомым людям, которые, оказывается, всю свою жизнь выстраивают по моим песням. Да, да, вот это потом и дает такой сильный заряд двигаться дальше. F.: Испокон веков "упавшей звездой" называли Люцифера. Соответственно, "воспитанник упавшей звезды" - это воспитанник Люцифера, сатанист. Что скажете? ИЛ: Я не могу этого вам прокомментировать! Это чрезвычайно сенсационное заявление! Скорее всего, просто имелся в виду образ несколько печального и отверженного юноши. F.: Когда вы поете "я", это всегда вы? Всегда именно Илья Лагутенко? ИЛ: Это можете быть и вы. Я считаю, что в песнях я имею право вставать на ваше или на любое другое место, могу воображать и идеализировать любую ситуацию - или наоборот. Может, это и действительно все время я, но в какой-то конкретной ситуации, когда я это пишу, я - это не я. Тот реальный "я" хочет быть в нереальном мире, потому что это же все, по большому счету, искусство. То есть превращение чего-то нереального и показ его в настоящем мире и, наоборот, показ настоящего мира с точки зрения ненастоящего, чем мы и занимаемся. F.: Что такое рокапопс? ИЛ: Р-р-р-рокапопс - это, в общем-то, термин, который я решил ввести для того, чтобы нашим журналистам, а затем публике было легче ориентироваться, и они бы прекратили свои бесполезные дебаты - что такое есть "рок", а что такое "поп". Я считаю, что все эти названия стилей существуют для того, чтобы люди меньше путались в магазинах пластинок. F.: Но ведь вы из этого целую историю сделали! 10 заповедей рокапопса, viva el, два пальца вверх и все такое... ИЛ: Да, да, конечно, потому что если сам активно не сделаешь, никто за тебя этого не сделает. Зато, как видите, прошло 2 года - название прижилось, как будто оно было всегда, что меня чрезвычайно забавляет. Откуда вообще взялся рокапопс? Когда первый раз мы давали концерты в Японии, я зашел в магазин "Ичемвия", и именно в том отделе, который в Европе и у нас идет под рубрикой "рок" и через тире - "поп", там было - "рок", а потом вот такой значок-иероглиф, очень похожий на букву "а", за которым было написано "попс", потому что поп-музыку называют в Японии "попс". И все вместе это выглядело - рокапопс. F.: Сейчас почти все популярные российские рок-музыканты активно проповедуют православие - в творчестве и по жизни. Вы ведь тоже российский рок-музыкант - как у вас с этим? ИЛ: К религии у меня неоднозначное отношение. Дело в том, что в свое время, по специальности, мне пришлось, правда, без особого интереса, изучать древние мировые религии, а также некоторые современные течения. И я не хочу здесь богохульствовать в общественном сознании, но, мягко скажем, у меня неоднозначное ко всему этому отношение. Да, я понимаю, что есть какие-то внутренние вещи, чему можно верить, но вот когда дело доходит до каких-то там строений, ритуалов и определенных служителей, это уже более чем похоже на бизнес. Как возможно, скажем так, связать духовность и бизнес - для меня это до сих пор под знаком вопроса. Поэтому я вряд ли в ближайшее время смогу трогать эти вещи в собственном творчестве. F.: Есть такой писатель - Владимир Сорокин... ИЛ: Да, я читал его роман "Голубое сало". F.: В конце романа описывается юноша, внешне похожий на вас. У него под кожей плавают татуированные дельфины, в его переписке упоминаются поцелуи "ниже живота"... А вам как показалось? ИЛ: Да, многие считали, что это я. Что ж, писатель, как и музыкант, волен использовать любые образы так, как ему нравится. F.: А у вас есть татуировки на теле? ИЛ: Нет. Как-то не могу прийти к какому-то образу, в котором мог бы остаться навсегда. F.: "Я знаю то, что никто не знает". Может вы знаете и то, что будет с вами после смерти? ИЛ: Нет, на это у меня нет никаких счетов. Я вот недавно побывал в Японии, мы ходили смотреть на традиционное японское кладбище посреди Токио: Ао-Яма - там есть такой район. Самое интересное, что именно на кладбище люди ходят наслаждаться цветением сакуры. Они устраивают там пикники, едят, веселятся. То есть так же, как мы на выходные выезжаем в лес, они собираются на кладбище. У людей абсолютно другое отношение к смерти, другое мировоззрение. Это произвело на меня очень сильное впечатление - в том плане, что все относительно. F.: Вы следите за творчеством каких-нибудь отечественных исполнителей? Мы имеем в виду именно русскоязычные тексты песен. ИЛ: Ну-у-у... Мне всегда была близка, скажем так, волна питерского рок-клуба, потому что "Аквариум" и "Зоопарк" - вообще были первыми коллективами, которые я услышал. С другой стороны, меня всегда интересовала и Москва... Ну там - "Центр", "Николай Коперник", "Звуки Му" - многие сегодняшние продолжатели-непродолжатели основываются именно на них. То, что присутствует сейчас на радио и на телевидении... мне прекрасно известно, откуда все это. Да, да, могу сказать, что и мы приложили к этому свою руку. Мне интересны только какие-то музыкальные идеи, потому что ведь я не могу судить или осуждать чужие тексты, они могут мне нравиться-не нравиться, и не больше. F.: То есть вы уклоняетесь от прямого ответа? ИЛ: Это мой конкретный и более чем прямой ответ. F.: И последний вопрос. В ваших песнях, Илья Игоревич, слово "деньги" встречается чаще, чем слово "любовь". Как так вышло? ИЛ: Я надеюсь, что новый альбом перевесит эту чашу весов. Нам наконец-то повезло в любви!