Любит - не любит... Согласен - не согласен

	В современном обществе, пожалуй, не осталось ни одного запрета, касающегося сексуальных отношений. Общественная мораль почти с полным равнодушием относится к тому, чем люди занимаются за закрытыми дверями. Но не всех устраивает это положение. В Госдуме уже два года ведется борьба за поднятие так называемого возраста согласия. В случае принятия этого закона нас ждет новое табу - запрет на подростковую любовь. Что такое возраст согласия? Выражаясь протокольным языком, речь идет о согласии на вступление в половую связь, которое может быть принято в рассмотрение судебным разбирательством по достижении лицом определенного возраста. В России этот возраст, с которого подросток официально становится мужчиной или женщиной, в том смысле, что с ним разрешены половые отношения, по закону 1993 года, был понижен с 18 до 16 лет. В скандинавских странах - Швеции, Норвегии, Дании, а также во Франции, и славянских - Польше, Чехии, этот возраст - 15 лет, в Словении - 14, а в католической Испании - 12. С 1998 года наши Дума и Федеральное Собрание (со всем преобладанием коммунистов и консервативных национал-патриотов) приняли поправку к закону, а президент подписал: теперь возраст понижен до 14 лет. Сейчас 14-летний возраст - не только возраст согласия, но также и возраст наступления уголовной ответственности за особо тяжкие преступления, возраст разрешения вступления в брак и т. д. - то есть фактически законодательный рубеж взрослой жизни. Практика европейских государств говорит о том, что возраст согласия в последнее десятилетие повсеместно только понижается, но не повышается законодателями. Россия стала первой (хоть в чем-то первой!) страной, которая решилась на обратный путь. Что изменится, если возраст согласия поднимут до 16 лет? Представь себе такую ситуацию: тебе 17 лет и 6 месяцев, а твоей девушке 15 лет и 3 месяца. По новому закону, который вот-вот должен вступить в силу, вы можете любить друг друга еще полгода, затем уже не можете (на три месяца - полное воздержание), а после - снова можете. Скажешь - полный идиотизм? На самом деле это задача со многими неизвестными. Неизвестно, как сложится судьба таких пар, которых в России, по самым скромным подсчетам, не менее 100 тысяч. Чем объясняется подобная инициатива народных избранников? Совершенно очевидно, что в связи с высвобождением всяческих проявлений сексуальности - эротики на экране, порнографии, проституции и т. п. - в обществе наступает моральная паника. Нынешняя волна моральной паники в Европе по поводу педофилии началась в благополучной Бельгии, шокированной разоблачением организованного вовлечения детей в проституцию и съемки порнофильмов. Что уж греха таить - все мы предпочитаем молодость старости и не видим ничего плохого в том, если один из любовников значительно моложе другого. Совершенно очевидно, что поднятие возраста согласия затрагивает и интересы тех, для кого эта разница в возрасте принципиально важна. Собственно говоря, против них этот закон и направлен. Между тем людей с педосексуальной ориентацией не так уж и мало. Если сразу отбросить в сторону маньяков и насильников, которых не испугаешь такой мелочью, как поправка к закону, то почти наверняка можно утверждать, что подавляющее большинство учителей и детских врачей если не реализуют напрямую, то по крайней мере сублимируют в профессии свою сущность. Но об этом как-то не принято задумываться. Зато сколько презрения и негодования выплескивается при рассмотрении возможности взятия ребенка-сироты на воспитание педофилом, который нередко жаждет такой возможности отнюдь не ради сексуальных целей. Ему ведь тоже доступны чувства одиночества и бесцельности жизни для себя одного, искренняя любовь к детям как таковым. Нередко это вполне обеспеченные, спокойные и разумные люди. Разумеется, в большинстве стран это строжайше запрещено, и комиссии, ответственные за такие разрешения, в случае возникновения любых подозрений отказывают наотрез. Так как считают, что опасность возникновения сексуальных отношений между взрослым и ребенком или подростком в таких случаях слишком велика. В этом они правы. Такая вероятность в большинстве своем близка к ста процентам. Но если стать на защиту интересов ребенка, то надо бы подумать, какова альтернатива. Хорошо, если есть другой, лучший претендент на усыновление. Но ведь сколько детей остаются в детских домах, приютах, а то и просто беспризорными на улице. Сколько остаются в тех семьях, где их бьют, приучают пить, воровать и нищенствовать. Стало быть, усыновителей не хватает. Выбор-то в данном случае стоит не между несколькими усыновителями, а между двумя казусами: усыновителем, который, любя ребенка и заботясь о нем, все же, возможно, совратит его, и весьма унылой для ребенка перспективой остаться в приюте, в семье алкоголиков или на улице. Общественность обычно требует ужесточить законы об ответственности за совращение. Сторонников либерализации этих законов немного, но странным образом законы эти постепенно смягчаются. По-видимому, сказывается неуклонное омоложение общего состава избирателей. Хотя, казалось бы, в чем тут интерес молодежи? Но вдумаемся. У гонителей педофилов всегда есть в запасе коронный аргумент, который они неизменно предъявляют всяким там либералам: "А что если к вашим детям подкатится какой-нибудь педофил - вы хотели бы, чтобы он мог безнаказанно соблазнять их?" Это вопрос риторический. Ведь подавляющее большинство родителей, даже очень либеральных, воспринимает своего ребенка если не как свою собственность, то во всяком случае как часть своей личности. Они, конечно, хотят ему счастья, но моделируют его будущее, его судьбу по своему собственному пониманию счастья. В том числе и его сексуальную роль в жизни. Он должен стать их продолжением: жить и чувствовать так, как жили и чувствовали они. Любой проблеск самоопределения со стороны ребенка встречается как неприятный сюрприз. Он оказывается личностью, и нередко совсем другой! Я бы поставил вопрос иначе. Хотел бы я сам, чтобы меня в отрочестве защищали и предохраняли от всяких соблазнов (в том числе и этих)? Чтобы за меня делали выбор, как и на что реагировать? Нет, не хотел бы. Разумеется, я ожидал бы защиты от насилия - в детстве, как и во взрослой жизни. Я должен быть благодарен своим родителям за то воспитание и образование, которое они сумели мне обеспечить, за богатство предоставленных возможностей и перспектив, но выбор должен принадлежать мне. Если он будет неудачным, себя мне и винить. Я не из тех, кто сетует на своих родителей и общество. Могу ли я быть ответственным за свой выбор, сделанный в очень раннем возрасте? В области политики или хозяйства - вряд ли. Не располагая достаточными знаниями, я вынужден был бы делать выбор наугад. Но в отношении своих собственных чувств я, с тех пор как себя помню, никогда не обманывался.